Libelle24

Общение подростков с использованием современных
информационно-коммуникационных технологий и связанные с ними изменения в
процессе взросления — сегодня не только предмет педагогических дискуссий, но и
исследовательский тренд. Об особенностях развития современного поколения
сложилось много обывательских мифов. Но для того, чтобы взрослый всегда мог
помочь ребенку взрослеть, важно знать факты, которые достоверно известны
ученым. О них рассказывает эксперт Ассоциации организаций по развитию
гуманистической психологии в образовании, педагог-психолог Городского
психолого-педагогического центра Анастасия
Кузнецова.

1. Онлайн и офлайн пространства для современного ребенка
неразделимы. Они составляют единое целое.

Это аксиома, которую взрослые просто должны принять. Сегодня
все еще можно услышать, что дети с головой ушли в виртуальную реальность, их
необходимо «спасать», возвращая в мир реального общения. В этой позиции
заложено противопоставление реального и виртуального пространств, которое
естественно для большинства взрослых, но абсолютно противоестественно для
цифрового поколения. Поэтому «оградить, запретить, ограничить, отключить» —
методы заведомо неэффективные (а порой даже вредные и опасные), так как они
исходят из заблуждения.

2. Присутствие подростка в Сети, большей частью, связано с
общением

Даже когда он играет, просматривает видео, слушает музыку,
он одновременно с этим общается: отправляет ссылки, делает комментарии и
реагирует на них, ставит и получает оценки. По своей природе общение — обмен
познавательной, эмоциональной, оценочной информацией. В подростковом возрасте
оно развивается особенно интенсивно, приобретает новое содержание и новые
формы. В процессе общения сознание подростка достигает новых уровней развития,
изменяется организация его внутреннего мира. Следовательно, не запрет на
общение, а формирование его культуры с малых лет – лучшая «прививка» от
реальных и виртуальных рисков.

3. Общение современных подростков происходит одновременно в
нескольких социальных кругах

Разговаривая «вживую», например, с одноклассниками,
подростки в то же самое время общаются с друзьями по Сети, приятелями из
другого города или летнего лагеря. События с участием одной компании становятся
предметом обсуждения с членами другой подростковой группы или нескольких групп
сразу. Делая уроки, подросток слушает музыку, отвечает на сообщения,
договаривается о встрече, скачивает видео, реагирует на происходящие события,
размещает фотографии… Из этих действий создаются круги общения, в которых
ребенок занимает определенные позиции. От его непосредственной активности
зависит, как будут развиваться события, его собственный статус в тех или иных
сообществах.

Пространства общения, с одной стороны, тесно переплетены
между собой, с другой – при необходимости взаимозаменяемы: не получилось «быть
своим» в одном сообществе — всегда можно «переключиться» на другое. В
частности, это делает виртуальное общение для подростка более привлекательным
по сравнению с реальным, где для завоевания авторитета, построения дружеских и
доверительных отношений нужно приложить много усилий. Создание реальных «мест»
и событий, где ребенок может учиться строить отношения и управлять ими –
эффективный способ профилактики «ухода» в виртуальную реальность.

4. Смена режимов онлайн/офлайн, переход из одного состояния
в другое зависит, в основном, от значимости событий, которые происходят вокруг
подростка

Если что-то по-настоящему важное происходит в реальном
общении, ребенок легко прерывает виртуальное. И наоборот, как только ему
становится скучно в офлайн, он подключается к Сети, где всегда «какая-то
движуха». Способность взрослых чувствовать потребности и интересы ребенка,
своевременно реагировать на их развитие, позволяет создавать «движуху» в
реальной жизни, поддерживая тем самым баланс онлайн/офлайн.

5. Социальные сети делают доступными для контакта миллиарды
людей

Их профили пестрят фото и видео фактами красивой жизни и
впечатляющих событий, как правило, недоступных подросткам в реальной жизни. В
связи с этим у современных подростков резко возрастает потребность в
переживании собственной уникальности. Ученые предполагают, что «опасные селфи
за лайки» — один из способов удовлетворения этой потребности. Личный контакт с
близкими и значимыми людьми, определенность в их отношении к подростку –
ресурсы, которые позволяют ребенку сохранять стабильность в неустойчивом и
неопределенном мире.

Статья подготовлена на основе обзора научных публикаций Центра исследований
современного детства НИУ ВШЭ

Источник: http://psypress.ru/articles/

Главный парадокс психосоматического симптома — то,
что является проблемой, одновременно оказывается и способом ее облегчения.
Приведу пример — на группе клиент сидит в явно неудобной позе и страдает от
мышечной скованности. Попытка принять более удобную позу  — вполне
логичная на первый взгляд — приводит к тому, что вместе с мышечным
расслаблением появляется и психическая тревога. Которая оказывается совершенно
незаметной, когда тело напряжено в стремлении удержать неудобное положение.
Другими словами, тело приходит на помощь психике, когда она не справляется с
вызовами ситуации. Телесное страдание оказывается более переносимым, чем
страдание психическое.

Или другой вариант. Клиент испытывает тревогу в незнакомой группе. Если
рассмотреть ее более пристально, оказывается что тревога усиливается, когда
стремление познакомиться наталкивается на опасения, связанные с прошлым опытом.
Тревога возникает как гребень от столкновения тектонических плит: название
одной любопытство, а другой — страх. Хорошо, если на помощь приходит кто-то
любопытный и удовлетворяет удерживаемый интерес. Но если этого не происходит,
тревога побуждает или покинуть ситуацию или создать соматический аналог
психического напряжения, которым оказывается головная боль или мышечные
спазмы.    

На предыдущем примере показано, что из любой ситуации существуют не два, а
целых три выхода. В распоряжении организма есть три измерения — моторное,
соматическое и психическое. Допустим, кто-то сталкивается в контакте с
переживанием страха отвержения. Самое простое, что можно сделать в этой
ситуации — прекратить всяческие отношения с объектом этого переживания и
никогда больше не вступать с ним в контакт. Эта реакция реализуется через
моторный компонент и другими словами называется отыгрыванием. Второй вариант —
стараться не обращать внимание на телесные сигналы, оставаться в ситуации
благодаря личному усилию и заработать телесный симптом для более устойчивой
опоры. Такой способ будет называться психосоматическим. Третий вариант, самый
сложный — пробовать сохранять контакт со сложным переживанием, не убегая от
него и не игнорируя, а пытаясь придать происходящему смысл. Психический способ
переработки самый трудный, поскольку внутри него приходится отвечать на массу
трудных вопросов. Психосоматический ответ, таким образом, приходит на помощь,
снимая вопросы к психике и “облегчая” жизнь.

Облегчение, конечно же, происходит лишь в тактическим плане, тогда как в
стратегическом все обстоит не так радужно. Психосоматическое решение
откладывает решение какой либо ситуации, так как переводит ее из состояния
высокой интенсивности в низкую. Собственно, сам симптом и является следствием
этого перевода — остановленное психическое возбуждение, не реализованное в виде
действия, вынуждено оставаться упакованным в соматическое расстройство. С
помощью симптома получается избегать пугающей психической реальности — начало
психосоматики связано с внутриличностным расщеплением, когда тело на уровне
ощущений говорит о том,  что происходит что-то ужасное, тогда как голова
пытается делать вид, что все остается под контролем. Телесные, как впрочем и
эмоционально-чувственные ощущения, в норме являются контактной функцией, то
есть регулируют отношения организма с его окружением. Психосоматический симптом
замыкает контакт организма на себе самом — вместо того, чтобы прояснять, что
происходит в присутствие другого, он начинает строить отношения со своим
больным органом. Это является более простой работой, которая однако не приводит
к развитию.

Симптом появляется, когда определенная часть эмоционального возбуждения
изгоняется в тело и тем самым отчуждается от психической реальности. Обратное
движение довольно болезненное, поскольку ре-интеграция отчужденного опыта в
целостную картину возможна только через обострение симптоматики. Симптом
позволяет взять ситуацию под контроль там, где психика готова погрузиться в
хаос. Психосоматическое решение заключается в том, чтобы отрегулировать хаос
путем подавления витальности. Это происходит благодаря сдерживанию собственного
возбуждения посредством защитного механизма под названием ретрофлексия.
Ретрофлексия напоминает обод, которым сжимается бочка для того, чтобы сохранить
свою форму. Возникает впечатление, что психосоматический клиент больше
регулируется внешними требованиями, чем полагается на собственные ощущения.
Ретрофлексия как внутренний процесс когда то раньше была запретом, исходящим от
значимых фигур. Возникает замкнутый круг — для того, чтобы развернуть
сдерживаемое возбуждение наружу, необходима чувствительность в телесным
сигналам, которая снижена в результате появления симптома.

Можно сделать вывод о том, что психосоматический симптом так или иначе
обозначает проблему, связанную с проявлением витальности. Общий принцип гласит
— психосоматика возникает там, где обнаруживается слабость психического
аппарата. Другими словами, когда человек попадает в зону трудных переживаний,
которые перевозбуждают психическую реальность, необходимо заблокировать
источник эмоций, то есть десенситизировать телесное измерение. Но нельзя
снизить выраженность одних эмоций, сохранив при этом другие. Симптом вырастает
на грядках бесчувственности. Или по другому — симптом фиксирует это снижение
общей чувствительности в виде в разной степени выраженности телесного
страдания.

Снижение витальности у психосоматического клиента приводит к формированию у
него любопытных способов компенсации, вынесенных в межличностное пространство.
Так, например, можно наблюдать сверхзначимую инвестицию отношений, когда
присутствие другого становится не просто важным, но гарантирующим выживание.
Отношения оказываются настолько доминирующими в ценностном плане, что
психосоматический клиент готов на любую жертву со своей стороны, чтобы их
сохранить. Разумеется, такая позиция только усугубляет его невозможность быть в
отношениях полностью, не подстраиваясь под них и не обменивая хорошее отношение
на покладистость. То есть, ретрофлексия поддерживается целым спектром пугающих
переживаний: стыдом, страхом брошенности и ожиданием отвержения, тотальной
виной. Можно говорить о том, что вина у психосоматического клиента уже не
выполняет только регуляторную функцию, но становится токсической, сужающей
свободу личностного проявления до очень ограниченного спектра.

Но вернемся к тезису, который был озвучен в начале текста. Складывается
впечатление, что в предыдущих абзацах удалось нагнать жути, тогда как задумка
была иная — показать, что психосоматический симптом является помощником в
нелегком деле выживания. В этом месте как раз и обнаруживается парадокс: с
одной стороны, симптом лишает чувствительности, то есть того, что составляет
ядро витальности, с другой — за счет этого спасает психику от непереносимого
напряжения. Механизмом своего возникновения симптом указывает на главную
проблему психосоматического клиента —  неспособность получать удовольствие
от проявления своей витальности, когда собственная активность в большей степени
регулируется не спонтанностью, а ориентацией на конформность. На
психоаналитическом языке это называется дефицитом первичного нарциссизма. Я
могу быть только тем, кем я одобряем. В общем смысле проблема
психосоматического клиента это страх перед жизнью. Когда этот страх становится
непереносим, его можно брать под контроль с помощью
симптома.         

Итак, психосоматический симптом является не врагом, который внезапно атакует и
с которым необходимо бороться. Скорее, это союзник, но слишком слабый для того,
чтобы справиться с ситуацией полностью. Парадоксальным образом появление
психосоматического заболевания оказывается попыткой исцеления. От чего же
психосоматический клиент исцеляется подобным образом? В общем смысле это можно
выразить так — от угрозы несуществования. Симптом это телесное выражение фразы
“Я есть”, которую трудно высказать другим способом. Вспомним, что делает
ретрофлексия — она буквальным образом сдавливает пространство клиента, сужает
его до минимальной степени присутствия. Ретрофлексия реализует послание “Я не
имею право быть” и не случайно поддерживается стыдом, как выражением крайнего
недовольства собой.

Симптом это такая отчаянная инвестиция психического возбуждения в тело, которое
оказывается последним оплотом индивидуальности. Если субъекту невозможно быть в
контакте психически, тогда он сохраняет за собой право присутствовать в нем
хотя бы телесно. Симптом оказывается спасительным, если его удается
инвестировать и он, таким образом, становится единственно доступной формой
контакта и самопредъявления. Несмотря на весь причиняемый дискомфорт, он
сохраняет акцент на ценности действовать от своего имени, пусть этим именем
пока являются шифры Международной классификации болезней. 

Автор Пестов Максим Геннадьевич — врач-психотерапевт,
психиатр-нарколог, системный семейный терапевт, гештальт-терапевт

Источник: http://psypress.ru/articles/

Какое самое распространенное заблуждение касающееся флирта? Убежденные в своей правоте знатоки скажут — флирт приводит к любовной связи. И будут не правы. К примеру, в далеком, XIX веке, флирт считался легким кокетством, своеобразной, ни к чему не обязывающей игрой, которая доставляла удовольствие и женщинам и мужчинам. (далее…)

Бывают такие ситуации, когда женщина решает родить ребенка с целью удержать мужа – укрепить пошатнувшиеся отношения. Только далеко не во всех подобных случаях ожидания себя оправдывают. (далее…)

За что
присудили премию по экономике памяти Альфреда Нобеля, что такое поведенческая
экономика и почему потребители не только идут на поводу у маркетологов, но и
сами рады тому, что их обманывают, читайте в материале Indicator.Ru. (далее…)